Федра

«Федра» — совершенно уникальный и уникально совершенный спектакль, полный магии и чувственности, вбирающий в себя силу музыкальных ритмов, красоту поэтического слова, мощь завораживающей тишины и выверенность пластического воплощения.

Никто так точно не чувствует Цветаеву, как Виктюк, никто не может так горячо и тонко ее сыграть, как артисты Театра Романа Виктюка. Классический античный сюжет пересказан Мариной Цветаевой, которую режиссер называет Великим Поэтом и чье творчество сопровождает мастера всю его жизнь.

Родилась.  Влюбилась.  Умерла

Я не увижу знаменитой «Федры»,
В старинном многоярусном театре…

…Я опоздал на празднество Расина…

…Измученный безумством Мельпомены,
Я в этой жизни жажду только мира,
Уйдем, покуда зрители-шакалы,
На растерзанье Музы не пришли!
Когда бы грек увидел наши игры…

Осип Мандельштам, 1915

В этом ироническом зачине, по существу отвергающем эстетику современного ему реалистического театра, Осип Мандельштам от своего имени и как бы от имени Марины Цветаевой — своей единомышленницы в поэзии — делает заявку на условный, субъективный мифологический  характер театра, не имеющий никакого отношения ни к классицизму Расина, ни к последующей театральной традиции, «измучившей» со времен греков музу трагедии Мельпомену.

Мы и прочли «Федру» Цветаевой в духе игрового мифологического студийного театра. На сцене афинская молодежная тусовка на фоне и внутри нашего здания в Сокольниках. Полутанец, полупение, полугимнастика, полуэротика задуманы как фон и исток трагических событий.

Хор на сцене появляется и исчезает, играя разные роли. Этому хору передана роль Лика Федры — ее маски, роль Ипполита,  роль Судьбы — так нами назван персонаж, обозначенный у Цветаевой  Кормилицей. Тезей саркастически управляет на разных музыкальных инструментах мифическим процессом из-за пределов основной игровой площадки.

Не будем пересказывать содержание трагедии, напомним лишь, что речь в ней идет о том, что героиня борется с пагубной страстью к пасынку Ипполиту, которую заронила в ее сердце богиня любви Афродита, мстя Тезею за измену.

Невозможно выразить словами ту энергию и страсть, которые двигали Цветаевой при написании «Федры», заставляя нас задуматься о новых, вернее, забытых в советском театре средствах театральной выразительности — о синтезе слова, музыки, ритмики, хореографии, о силе голоса, жеста и мимики в палитре актера, то есть о том, что было хорошо известно в театре Серебряного века времен Блока с его «Розой и крестом», времен молодого Таирова и Вахтангова с их Студиями, с которыми Цветаева была связана самым непосредственным образом.

Мы пытаемся возродить забытую традицию Серебряного века русской сцены, традицию «Привала комедиантов» и «Старинного театра» Евреинова, с его имитацией разных форм театральности — от античности до постмодерна.

«Миф предвосхитил, и раз и навсегда изваял все», — утверждала Цветаева.  Мифы дремлют в словах и живы в царстве Идей, предвосхищая события, которые произойдут и станут их плотью.

Как и в древнегреческом театре, внимание зрителя здесь сосредоточено не на внешних эффектах, а на героях, которых играют мужчины. Фигуры актеров похожи на фрески Микеланджело, хор — часть легенды, ее атмосфера.

По словам Виктюка, «Федра» — это полутанец, полупение, полугимнастика, полуэротика.