Долгие годы унижений и страха превращали людей не только в рабов, но и в лакеев. Лакейство разъедает души, оно, я боюсь, передается по наследству и, как инфекция, поражает тех, кто попадает в ее орбиту.
Когда мы изживем из нашей жизни лакейские игры, и изживем ли?
Эмиль Брагинский. Отрывок из книги «Почти смешная история» (1991)
Пьесу «Лакейские игры» Брагинский написал в 1988 году, когда свежа была память и об обкомовских пайках, и о бессловесной покорности, и о смертельном страхе, на которые наложились новые перестроечные впечатления от пустых магазинов, изнуряющих очередей и тощих кошельков. В такое время Брагинский решил поговорить с людьми о свободе и рабстве, человеческом достоинстве и русском бунте, не только беспощадном, но и бессмысленном.
Брагинский исследует природу русского рабства, глубинного и безнадежного. В те годы в кино и на сцене много размышляли о свободе и невоможности и возможности возвращения в рабское состояние. И самые мудрые и прозорливые не торопились с оптимистическими выводами, предсказывая скорый откат. Об этом — великий фильм Марка Захарова «Убить Дракона» (1989), в котором он тридцать лет назад предсказал то, что мы все переживаем сегодня. Об этом — мрачная, безысходная пьеса Эмиля Брагинского, которую сегодня воссоздал молодой режиссер Александр Карпушин. Что ж, эстафета принята. Будем вместе размышлять о том, что нам делать со своей природой, имеющей в анамнезе столько рабства, сколько не снилось, наверное, ни одному цивилизованному народу.
Современная постановка — точное попадание в стилистику театра с его фантастически заряженным движением, обобщенными сценическими образами, эффектными, неожиданными мизансценами.
Наследник Виктюка, Карпушин увидел пьесу глазами художника-экспрессиониста. Геометрия спектакля оживает в сочных костюмах и констрастном эффектном свете, сияющем на фоне легких прямоугольных черно-белых декораций.
Легкая эстетика сценического рисунка, искристо заполняющего графически жесткое контрастное сценическое пространство постоянным движением, то нарастающим, то тающим в полумраке — все напоминает великого Маэстро, благословляющего своего ученика. Карпушин еще очень молод, и (надеюсь) со временем достигнет высоты и глубины выдающегося режиссера современности Романа Виктюка, его выверенности и безупречного эстетизма. Но и сегодняшний театральный эксперимент заслуживает пристального внимания.
Режиссерская смелость и широта замысла, свободный, гибкий язык 21 века продиктовали совершенно иное прочтение пьесы. Вывод ее на абсолютно новый уровень то ли притчи, то ли надмирного эксперимента, не знающего точной истории и географии.
Актерскую работу хочется отметить особо. Перед нами очень сложная в техническом и хореографическом плане постановка, требующая от исполнителей не только традиционного актерского мастерства, но и недюженной физической подготовки. Во время спектакля им приходится двигаться не только по традиционной горизонтали, но кругами, диагоналями и даже взлетать под потолок.
И все же, театр — это в первую очередь традиционное актерское мастерство. Отточенность жеста, искренность интонации, эмоциональный акцент, голосовые модуляции. Людмила Погорелова, в совершенстве владеющая всеми актерскими техниками, создала образ царствующей особы, упивающейся своей властью, уверенной в том, что иначе с людьми - «ее челядью» - нельзя.
Перед нами идол, с которым возможно только одно взаимодействие: поклонение. Ее фраза «наш человек без царя не привык» произнесена с такой мощью, с таким накалом, с такой медлительной жестокой уверенностью, что запоминается навсегда.
Отдельно хочется отметить актерскую работу Ивана Ивановича с его умело и живо переданным движением. Он больше всех двигается по сцене, и каждый жест в этом разнообразном и постоянном движении исполнен сильного неподдельного чувства, ничуть не менее красноречивого, чем реплики персонажей. Актер мастерски владеет сценической речью, каждая фраза наполнена энергией движения, которое никуда не торопится — и именно поэтому достигает максимального эффекта.
Его многочисленные проезды на любимом велосипеде (Жора — инструктор по физкультуре) выполнены с совершенно разным настроением, из которого больше всего запоминается отчаянное расстройство из-за Аси, в которую он влюбился по-настоящему. И вот этот проезд, когда под резкую, пронзительно грустную музыку, он как бы неумело, отрывисто дергает руль, хотя давно асс велоспорта — когда он словно разучился кататься от огорчения — производит очень сильное впечатление и многое говорит без слов.
Итак, спектакль получился трагически и ярким. Фишка театра в некоем противоречии между тяжелой пьесой и легкой эстетикой, в которой она поставлена. Именно это противоречие создает большой современный театр — театр Романа Виктюка. Театр, где все дышит традицией и новизной. Театр, так много дающий и уму, и сердцу. Театр, начинающийся с вешалки и заканчивающийся на запредельной высоте ультразвука, где мысль и чувство начинаются, но не заканчиваются. Современный театр, не боящийся быть вечным.