В Театре Романа Виктюка прошёл пресс-показ премьерного спектакля «Мой бедный Марат». Эту пьесу советский драматург Алексей Арбузов считал своей лучшей, да и не только он. Написанную в 1964 году пьесу практически сразу поставили в московском Ленкоме (режиссер — Анатолий Эфрос) в ленинградском Ленсовете (режиссер Игорь Владимиров). В том же году пьесу поставили ещё в 45 театрах страны. И затем за пару десятков лет пьесу ставили более чем в тридцати странах мира. Счёт сыгранных в театрах СССР спектаклей исчислялся не сотнями, а тысячами. Затем интерес к советскому драматургу заметно угас, но к пьесе продолжали обращаться любители добротной классики.
Почему за эту пьесу взялись «виктюки»? Я думаю, что одна из причин — явное влияние на творчество советского драматурга Теннесси Уильямса, о котором говорили практически все критики. А в Театре Виктюка к этому драматургу относятся с уважением, здесь идут спектакли «И вдруг минувшим летом» и «Орфей» по пьесам Теннесси Уильямса.
В Театре Виктюка ставить Арбузова доверили молодому режиссёру Александру Тарасову. В Театре он уже ставил «Сказку о царе Салтане» и сцену из пьесы «Бесприданница» в спектакле «Островский. Авангард». К тексту Арбузова он отнёсся довольно бережно, но саму пьесу превратил в поле для экспериментов, щедро добавив изысков в традициях драматургии «театра абсурда» и театральных квестов.
Режиссёр отказался от линейного течения времени: действие то перескакивает через большие периоды времени (что в целом характерно для драматургии Арбузова), то течёт параллельно, то возвращается вспять. Диалоги актёров то и дело превращаются в полилоги, где роль говорящего переходит от одного лица к другому.
Дополнительная сложность в том, что актёры играют своих персонажей без привязки к трём временным периодам пьесы. Марата постоянно играет Никита Башков. Молодую Лику играет Мария Матто, а взрослую Лику — Екатерина Карпушина. Молодого Леонидика играет Константин Авдеев, а взрослого Павел Новиков. Такое нелинейное развитие действия требует некоторых усилий от зрителей, особенно если они не перечитывали пьесу накануне. Ведь сам Арбузов чётко разделил действие пьесы на три периода. Для себя я на время просмотра спектакля дополнительно выбрал маркер времени: «следи за руками молодого Леонидика». Если на сцене у Молодого Леонидика две руки, значит действие относится к марту 1942-го года. Если осталась только одна рука, то основное течение времени перепрыгнуло на март 1946-го года. Если Константина Авдеева сменил Павел Новиков, значит на дворе декабрь 1959 года. Но это не исключает пересечения с другими проявлениями пространственно-временного континуума. Все пятеро актёров могут одновременно оказаться перед зрителями не только на поклонах, потому что происходящее на сцене разделено на несколько площадок плюс второй этаж. Зонирование на этажах, на лестницах между ними и прикрытых крышками «подвальчиках» активно выделяется светом. За сценографию взялся художник Геннадий Скоморохов из Рязанского театра драмы. Молодой человек по театральным меркам, он оформил более 40 спектаклей в городах России. Художником по свету приглашен известный московский художник Тимофей Ермолин, он ранее работал в Театре Виктюка ассистентом художника по свету в спектакле «Царь-девица».
Трактовать пьесу можно по-разному. Более чем за полвека сценической жизни её ставили даже как детские спектакли в театрах юного зрителя, поскольку персонажи — подростки. Рассматривали её и с точки зрения философии экзистенциализма, когда люди обречены постоянно делать выбор и нести за него ответственность. И при этом им не дано знать, что правильно, а что нет.
В качестве ключа к спектаклю в Театре Виктюка взяли фразу из пьесы: «Даже за день до смерти не поздно начать жизнь сначала». В анонсы спектакля вынесли обращение героини к одному из любимых ею мужчин: «Ты только не бойся, не бойся быть счастливым, мой бедный Марат!»
Но просмотр спектакля в Театре Виктюка дал мне возможность прочитать призывы к счастью иначе: «Не бойся быть счастливым, Леонидик!» Не навязываю свою точку зрения, но при всех призывах к жертвенности из всех троих только Леонидик не отказался от личного счастья. Хотя по пьесе он был одного возраста с Маратом («мы ведь с Маратом одного года»), но Леонидик оставался в их глазах несчастным мальчиком, которого нужно жалеть, отдавать ему последнюю еду в блокадном городе, а позже и любовь. Этот образ Леонидик поддерживал душещипательными рассказами об умерших отце, матери и приемном отце. В момент выбора Лидии между двумя любящими мужчинами молодой Леонидик опять давит на жалость: «Я без тебя пропаду. Ты для меня сестра и мать. Весь белый свет». Взрослый Леонид по-прежнему требует к себе внимания и заботы — ведь он поэт и инвалид.
И на сцене постаревшая Лидия делает для Леонида всё — даже перегоревшие лампочки ртом зажигает. Вот только на роль Музы повзрослевшего поэта в модной хемингуэевской водолазке она уже не годится. Возраст не тот. А тиражи не растут, изданные книги пылятся на полках магазинов. Административный ресурс Лидии для пробивания тиражей весьма ограничен: «Ну, хочешь, я схожу к Петрову, поговорю о тираже. Мне ведь иногда удавалось…»
И вот наш красавец в белом фраке и модных очках красиво вызывает телеграммой своего былого друга, у которого когда-то забрал его любовь и пользовался его добротой, проживая с его любимой в его же квартире. Не только москвичей испортил «квартирный вопрос», ленинградскую прописку никто не отменял, поэтому отдавший свою квартиру «Герой Советского Союза Марат Евстигнеев» уехал на Дальний Восток строить мосты и жить в строительных вагончиках.
И вот теперь Леонидик в поисках своего счастья «красиво» отдаёт долг спасшему его от голодной смерти другу, возвращает ему постаревшую любовь вместе с аварийной жилплощадью. А сам — весь из себя 35-ти летний красавчик в белых штанах — уходит навсегда в неизвестном направлении. Возможно, что отправляется в Москву, где для ленинградского поэта и военного инвалида открываются скрытые ранее возможности, ведь на дворе «оттепель», ослабла цензура, реабилитированы участники «ленинградского дела» и другие, среди которых мог быть и его отец. У Леонида три сборника стихов и много «не напечатанного». А за плечами «год на передовой и три года фронтовой журналистики — не пустяк» для дальнейшего карьерного роста. И новую музу 35-летнему амбициозному поэту без проблем можно найти…